Фольклор на удмуртском языке
Виртуальный музей
«Каждый народ — золотой фонд России»
Удмуртский фольклор
Удмуртский народ имеет богатое культурное наследие. Много людей – ученые, краеведы, учителя, студенты и школьники – собирали и описывали устное народное творчество удмуртов для того, чтобы сохранить и донести его будущим поколениям.
Удмуртская мифология – это чрезвычайно интересная система героев, духов, великанов и богатырей. Она состоит из огромного количества легенд и сказаний. И точно так же удмуртская мифология — это культурное наследие удмуртского народа, которое является источником тем и вдохновения для художников, драматургов, скульпторов и целым миром для изучения филологами, этнографами и лингвистами.
Герои сказок
Лопшо Педунь – сказочный герой удмуртов.
Согласно легенде, давным-давно жил в одной из удмуртских деревень мужик. Трудно жилось ему, но весело, потому что однажды познал он секрет жизни. Удмурты знают, что давным-давно была у них Священная книга, по которой строили они свою жизнь. Со временем она была утеряна, разлетелись листочки Священной книги по всему белому свету.
Во время очередного хождения по родне посчастливилось ему найти одну из страниц этой мудрой книги, на которой было написано: «Не принимай всё близко к сердцу, на всё смотри весело, и удача не обойдёт тебя».
С той поры у него любая работа в руках спорилась, и стал он источником неистощимого юмора, остроумия, житейской хитрости. В народе прозвали его Лопшо Педунем.
Батыры — частые персонажи удмурских сказок и героического эпоса. Существуют предания о батырах.
Когда на земле стали появляться батыры, то Эштэрек был одним из первых. Высокий, широкоплечий, сильный — настоящий богатырь был Пазял. Не где-нибудь — как раз в наших краях когда-то давным-давно жили два брата, два батыра. Старшего из них звали Микол, младшего — Данил. Мардан и Тутой. В стародавние времена батырам приходилось защищаться от набегов врагов. Тогда-то и появился у них предводитель Ядыгар. Когда-то давным-давно севернее владений племени Донды жили батыры племени калмез. Идна-батыр, сын Донды, жил в местности, которую потом по нему стали называть Иднакаром. Занимался Идна одной охотой. Батыры из племени Чудь характеризовались так «росту они были очень высокого, силы непомерной, а характера независимого».
Миф о сотворении мира
Инмар в удмуртской мифологии — верховный бог, творец всего хорошего и доброго в мире. Имя Инмар родственно именам других демиургов финно-угорской мифологии — Ен и, возможно, Ильма (Ильмаринен и т. п.). Небесный бог заботится об облаках: он черпает воду золотым ковшом и поливает их, чтобы они не высохли от солнечных лучей. Этот добрый бог противостоит своему брату Керемету (Луду, или Шайтану, иногда — «хозяину воды» Вукузё), создателю зла. Первоначально оба бога были добрыми. По велению Инмара Керемет достал со дна Мирового океана землю, принесши ее во рту. Часть земли он выплюнул, часть — утаил. Когда земля по воле Инмара стала разрастаться, Керемет вынужден был выплюнуть остальное, отчего на ровной поверхности суши возникли горы. Инмар сотворил также растения и животных.
В другом мифе говорится о том, как Инмар плавает на лодке по Мировому океану. Вдруг, откуда ни возьмись, появляется Шайтан. По велению Инмара он ныряет на дно океана за землей: под водой Шайтан встречает рака, и тот уверяет ныряльщика, что не видел никакой земли. Шайтан ныряет еще глубже и достает, наконец, немного песку. Часть его он утаивает во рту и создает на земле горы, которые своими вершинами рвут облака. Пришлось Инмару поднять небо повыше — оно стало недостижимым. Первым существом, которое создал Инмар, стала собака, но на ней не было шкуры. Шайтан делает ей шкуру.
Христианские и мусульманские апокрифы (греч. apokryphos — тайный, сокровенный) повлияли на мифологическую картину мира удмуртов. По их поверьям, под землей обитает большой черный (или красный) бык — музъем утись ош («землю охраняющий бык»). Он стоит на спине гигантской рыбы, плавающей в Мировом океане, а на своих рогах держит Землю. Когда он двигает рогами, происходит землетрясение.
Персонажи и культовые объекты удмуртской мифологии
Инмар — в удмуртской мифологии верховный бог, демиург (греч. demiurgos — изготавливающий вещи, работник, творец, мастер, ремесленник). Инма́р — верховное божество в удмуртской мифологии (или его эпитет), бог-творец, создатель всего хорошего, он противостоит Керемету (Луду, Шайтану).
Алангсар — великан, тело которого, разрезанное врагами на куски и разбросанное по земле, разыскивает его жена, едущая на телеге, запряжённой двумя серо-сивыми волами. Своими исполинскими рогами они разрывают землю, отсюда — наличие барханов и неровностей. Воскресить великана не удалось из-за того, что жена не нашла его головы. Его кости, а также гигантские котёл и таган выступают из воды во время отлива.
Воршуд (шуд вордысь) — в удмуртских мифах антропоморфный дух — покровитель рода, семьи. Обитает в молельне (куале), где его идол, возможно, хранился в специальном «коробе Воршуда»; в куале приносили в жертву животных и птиц, хлеб и блины — угощение Воршуду. Обзаводящийся отдельным домом хозяин приглашал его к себе в новую куалу, устраивая по этому поводу пир и перенося горсть золы — воплощение Воршуда — из очага старой куалы в собственную; переезд Воршуда сопровождался свадебными обрядами и песнями. Воршуда просили о покровительстве во всех предприятиях (особенно во время болезни). Оскорбивших Воршуда (в том числе обратившихся в христианство) он может преследовать, душить по ночам, наслать болезнь и т.п. (аналогия: славянский домовой). Воршуд связан с культом предков: в некоторых молитвах Воршуда призывали вместе с предками.
Вукузё («хозяин воды») — в мифах удмуртов властитель водной стихии, обитатель первичного океана. В дуалистических космогонических мифах Вукузё (в других вариантах — Керемет, Луд, Шайтан) — противник демиурга Инмара, достающий землю со дна океана. Портит (оплевывает) сотворенных Инмаром великанов-алангасаров, обманув сторожившую их собаку. Подражая творению Инмара — собаке, творит козу, затем водяных — ву-муртов. Вукузё представляли в виде старика с длиной бородой (аналогия: славянский водяной).
Ву-мурт (удмуртское ву — «вода», мурт — «человек») — в удмуртских мифах водяной антропоморфный дух с длинными черными волосами, иногда в виде щуки. Создан «хозяином воды» Вукузё. Живет в глубине больших рек и озер, но любит появляться в ручьях и мельничных прудах. Может топить людей и насылать болезни, смывать плотины, истреблять рыбу, но иногда и помогает человеку. В воде у него свой дом, большие богатства и много скота, красавицы жена и дочь (аналогия: мансийский Вит-кан); свадьбы ву-муртов сопровождаются наводнениями и т.п. Ву-мурт появляется среди людей на ярмарках, где его можно узнать по мокрой левой поле кафтана (аналогия: славянский водяной), или в деревне, в сумерки; его появление предвещает несчастье. Ву-мурта прогоняют, стуча палками и топорами по льду. Чтобы откупиться от ву-мурта, ему приносят в жертву животных, птиц, хлеб.
Керемет (/от чувашского Киреметь/, Луд, Шайтан) — в мифах удмуртов творец зла, противостоящий своему добродетельному брату Инмару. Моления Керемету совершались при эпидемиях и т.п. в священных рощах — кереметах (лудах), где специальный жрец туно приносил в жертву богу животных черной масти. Близкие представления о Керемете (и культ его) существовали в марийской мифологии, где Керемет — божество зла, брат и противник демиурга Кугу-юмо. Согласно поздней марийской легенде, Керемет задержал разговором старейшину марийцев Бедоя, когда тот шел к богу, распределявшему религии среди народов земли; за это бог заставил марийцев поклоняться Керемету.
Ягпери — одно из творений Вукузё, дух или существо бора, борового леса. Встреча с ним для человека земли грозила бедой.
Вожо живут в заброшенных избах и банях, где хозяйничают по ночам, и не любят, когда их тревожат. Чтобы не гневить их и не накликать на себя беду, человек не должен ночью заходить в баню или в заброшенное строение.
Кутысь — в удмуртской мифологии дух болезней. Кутыси обитают в оврагах, у истоков ручьев и рек; наводят ужас на людей и скот (иногда своими страшными криками), оставаясь невидимыми, насылают болезни (в основном кожные). Считалось, что откупиться от него можно, если бросить в речку кусочки пищи, петушиные перья, соль, монеты и уйти не оглядываясь.
Кылдысин (Кылдысин-му, Кылчин) — в удмуртской мифологии бог. Обитает на небе, откуда управляет вселенной. В древние времена жил на земле среди людей, любил появляться на полях земледельцев в образе старика в белой одежде, ходить по межам и поправлять колоски хлеба, упавшие на межи (аналогия: русские представления об Илье-пророке). Люди, снедаемые жадностью, настолько расширили свои поля, что Кылдысину негде стало ходить; они перестали одеваться как Кылдысин, покрасив свои одежды в синий цвет, и оскорбленный бог удалился на небо (по другим версиям, под землю; аналогия: миф о двух Кылдысинах — небесном и подземном, шайтане). Люди долго молили бога у священной березы спуститься к ним вновь. Наконец они умолили его хотя бы показаться им в каком-либо ином обличье. Тогда Кылдысин появился на вершине березы в образе красной белки. Удмурты-охотники, намереваясь вынудить бога остаться на земле, подстрелили белку, но та, падая, превратилась в рябчика, когда же подстрелили рябчика, тот превратился в тетерева, затем — в окуня и скрылся в реке (аналогия: шаманские мифы о превращениях). Среди фетишей, хранящихся у удмуртов в воршудном коробе беличья шкурка, щепа березы, крыло рябчика, перья тетерева и вяленая рыба — память о последнем возвращении Кылдысина. Он и Инмар — боги земли и неба; их образы иногда сливались, отсюда — Инмар-Кылчин.
Гидму́рт (удм. Конюшенный человек) — дух конюшни и хлева в традиционных верованиях удмуртов. Гидмурт — помощник домового (коркамурта), покровитель дворовых построек, в частности — конюшен и хлевов, а также обитающей там скотины. Гидмурт может по-разному относиться к различным лошадям. Если он любит лошадь, то будет расчёсывать и заплетать ей гриву, и даже перекладывать сено и овёс от соседних лошадей. Чаще всего, если гидмурт любит всех лошадей, то он может переносить в конюшню соседские сено и овёс. Если же гидмурт невзлюбил какую-то лошадь, то он может скакать на ней целыми ночами и изнурять тяжёлыми грузами.
Нюлэсмурт — хозяин леса. Иногда его называли Быдзым нюня — «Великий дед, отец. Нюлэсмурт — хозяин зверей (в частности, он распоряжается, где какому медведю лежать в берлоге), к нему обращаются охотники за помощью и содействием в охоте, от Нюлэсмурта же зависело и благополучие, иногда он был даже как-то связан с умершими предками. Дорогой Нюлэсмурта называли завалы леса, где прошёл ураган, смерч, именно поэтому иногда Нюлэсмурта считали и божеством ветра. Между Нюлэсмуртами и Вумуртами происходили ожесточённые битвы; считалось, что они обычно случались в полдень, поэтому люди опасались купаться, входить в это время в реку.
Лудму́рт (удм. Луговик, Полевик) — в удмуртской мифологии существо, отвечающее за луга и поля. Лудмурт представлялся в виде маленького человечка, ростом не выше ребёнка, одетого в белое. Он также охранял животных, следил за посевами. В поле он ростом с колос, на лугу — с траву. Лудмурт — один из родичей Нюлэсмурта или состоит в его свите. Иногда Лудмурта называли Мушвозьмась (удм. — охраняющий пчёл), когда начинали вырезать соты (1 августа), ему на пасеке приносили в жертву утку.
Палэсму́рт (удм. Палэсмурт «получеловек») — персонаж удмуртского фольклора, злой одноглазый человек, живущий в лесу. Популярный персонаж сказок. Представляет собой как бы рассечённого вдоль человека — с половиной головы, половиной тела, одной рукой и ногой, видны внутренности (по другой версии вторая половина есть, но «просвечивает»). Живёт в лесу, может появляться на опушке или даже подходить к изгороди вокруг жилья, выйти к костру. Нельзя кричать или свистеть в лесу — иначе он может отозваться и выйти из лесу. Для защиты от него надо помянуть небесного бога Инмара или спрятаться за рябиной. Появляется как предвестник несчастья. Зовёт человека по имени, может защекотать его насмерть, подобно славянским русалкам. Может забирать ушедших на выпас животных, тогда для него плетут один лапоть, и вешают его в лесу на сук (жертвуют), чтобы животное вернулось.
Куазь (Квазь) — одно из верховных божеств в традиционных верованиях удмуртов, связанное с погодой и атмосферными явлениями. Персонаж сказок («Любимец Квазя» и др.). Являлся подателем дождя. Куазь — это повелитель пространства между небом и землёй, то есть атмосферы и атмосферных явлений.
Коркамурт (удм. — домовой человек) — домовой в традиционных верованиях удмуртов. По внешности коркамурт похож на пожилого человека в тулупе, вывернутом шерстью наружу. Существуют былички, рассказывающие о том, как в темноте человеком был пойман коркамурт, а после зажжения света оказывалось, что человек держит в руках рукав шубы. В этой связи существует поверье: если увидеть коркамурта на свету, то он должен будет выполнять все просьбы поймавшего его человека.
Удмуртский фольклор
Автор: Пользователь скрыл имя, 05 Мая 2013 в 22:20, реферат
Краткое описание
Ведущее место в удмуртском фольклоре занимает песня. Об устойчивых традициях песенного творчества говорит их многоголосие. Петь, по представлениям удмуртов, должен уметь каждый, кто научился говорить. Человека, не умеющего петь, насмешливо называют паллян кырӟась, т.е. поющий влево, уводящий мелодию. Но в то же время человек, выделяющийся искусством пения, по народным представлениям, не может быть счастливым. «С детства в пении искусен, видно, буду несчастливым» — поется в одной из песен.
Песня сопровождала удмурта всю жизнь, от рождения до смерти.
Файлы: 1 файл
УДМУРТЫ.docx
Удму́рты (ранее — вотяки́; удм. удмурт, удморт, мн.ч. удмуртъёс) — финно-угорский народ, проживающий в Удмуртской Республике, а также в соседних регионах. Говорят на русском и удмуртском языках финно-угорской группы уральской семьи. Внутри своей языковой группы удмуртский язык вместе с коми-пермяцким и коми-зырянским составляет пермскую подгруппу. По переписи 2010 года в России проживало 552 тысяч удмуртов, в том числе в самой Удмуртии — 410 тысяч. Кроме того, удмурты живут в Казахстане, Украине, Белоруссии, Узбекистане. Основная религия — православие, в сельской местности включающее остатки дохристианских верований.
Ведущее место в удмуртском фольклоре занимает песня. Об устойчивых традициях песенного творчества говорит их многоголосие. Петь, по представлениям удмуртов, должен уметь каждый, кто научился говорить. Человека, не умеющего петь, насмешливо называют паллян кырӟась, т.е. поющий влево, уводящий мелодию. Но в то же время человек, выделяющийся искусством пения, по народным представлениям, не может быть счастливым. «С детства в пении искусен, видно, буду несчастливым» — поется в одной из песен.
В удмуртской песенной системе существует значительный слой песен, которые можно обозначить как «музыкальные знаки» определенной местности. Основная их особенность заключается в узколокальности: каждая деревня или группа родственных деревень обладает своим «музыкальным символом» – напевом, который должен исполняться в строго определенное время и только жителями этой деревни. Сами носители традиции отчетливо осознают эту особенность, объясняя свое стремление к «музыкальному» обособлению краткой фразой: «Акашку поем своим родом (аслаз ӵыжы-выжыёсыныз), чужих не пускаем» (Кукморский р-н Татарстана, д. Нижний Кумор).
Эта «песенная стихия» подчиняется строгим законам пространственно-временной организации. Ритм окружающей природы, космоса влияет на ритм «песенного времени», чутко улавливающего спады и подъемы в годовом цикле. Наибольшей интенсивностью озвучены края годового цикла: начала весенне-летней и осенне-зимней половины года. Начало «летнего» года знаменуется проведением обряда Акашка с «многоканальным» звучанием узколокальных напевов в замкнутом кругу близких родственников, не принимающих в этот день «чужих». Осенний пир Сӥзьыл юон, обряды осеннего ряженья пӧртмаськон открывают другую – зимнюю – половину года с празднованиями родни из соседних, часто далеких деревень. Акустический код священного времени зимних и летних святок вожо дыр и инвожо дыр (букв, «священное время», «небесное священное время»), напротив, исключал громкое обрядовое пение, дабы не тревожить землю, природу, когда она набирается новой силы.
Песенная система жанров удмуртского фольклора характеризуется ограниченным набором обрядовых напевов. По сравнению, например, с восточно-славянской песенной культурой, в которой одна только свадьба обслуживается несколькими различными песнями, в каждой удмуртской локальной традиции функционируют всего несколько традиционных напевов. Это может быть объяснено чрезвычайно насыщенной функциональной нагрузкой напевов, каждый из которых может исполняться носителями традиции в самых различных по целевой установке обрядах.
Наибольшая нагрузка лежит на свадебном напеве, который почти в каждой удмуртской локальной традиции имеет несколько функций. Помимо собственно свадьбы он повсеместно звучит на больших поминках йыр-пыд сётон, призванных умилостивить умерших предков. На обряде поминок этот напев меняет свою знаковую сущность, что отражается на контексте исполнения: участники свадебного обряда, исполняя песню, двигаются в кругу по солнцу, на поминках – против; обход домов родственников вовремя свадьбы происходит против течения реки, на поминках поминальное лукошко с пением свадебного напева относят вниз по течению реки. Свадебный напев озвучивал и обряд мудор сюан (букв, «свадьба мудора»), заключавшийся в перенесении семейной святыни воршуд из отцовского дома к отделившемуся сыну.
Функционально насыщенным оказался и другой напев свадебного обряда 2)- ныл келян сям «напев проводов невесты». Провожая в последний путь умершую незамужнюю девушку, ее подруги, как и в свадебном обряде, поют ей напев проводов. Тот же напев звучит и на проводах весны: молодежь деревни собирается накануне Троицы и всю ночь гуляет по округе с пением напева проводов невесты.
Повествовательный строй обрядовых песен явился органическим продолжением традиции необрядовых импровизаций, например, промысловых песен, представлявших собой ритмизированный напев-рассказ о действиях охотника при поимке зверя. К этому типу относятся и песни, исполняемые бортниками. Но чаще А необрядовые импровизации не имели устойчивых текстов, исполнялись без слов или на припевные слова, перемежаемые отдельными словами, предложениями по принципу «пою то, что вижу». Несомненно сходство этих песен с саамскими и карельскими песнями-йойгами, коми бытовыми импровизациями, угорскими нуранкыы. Именно эти поэтические приемы стали основой в формировании стиля и необрядовой удмуртской песни (описание природных явлений, внешности, костюма и т.д. в виде кумулятивного нанизывания образов).
2. Комбинация стихов
Кытконтэм но валъёсмес кыткыса но ми лыктӥм./ Лучших рысаков запрягли мы и приехали.
Дӥсянтэм но дэреммес дӥсяса но ми лыктӥм./ Ненадёванные рубашки надели мы и приехали.
Верантэм но кылъёсмес вераны но ми лыктӥм./ Заветные слова высказать мы и приехали.
В песнях более позднего слоя приём вариационного перечисления становится важнейшим средством художественного выражения. Так, в популярной плясовой песне «Корка берад кеносэд» цепочка перечисляемых образов располагается от ближних предметов ко всё более дальним: изба, амбар, огород, изгородь, поле, полоса (пашни), лошадь, плуг, борона, Ваня, жеребёнок и скворец. Бойкая, весёлая песня как бы приглашает проследить взглядом за всеми предметами и удивиться зоркости глаз, увидевших вдали точку летящего скворца.
Приём двучленного психологического параллелизма строится на сопоставлении мира человека и природы: Али вал ук, али вал ук ӵуж ӟег пӧлын лыз сяська,/ Только что цвёл, только цвёл среди жёлтой ржи василёк, Али вал ук, али вал ук дас вить арес дауре./Только что было, только было мне пятнадцать лет.
Вордылэм но пиоссэ душес басьтыку. / Когда гусёнка ястреб схватит.
Песни семейных обрядов
Обрядовый фольклор семейно-бытового функционирования удмуртов составляют четыре группы напевов: свадебные, гостевые, похоронно-поминальные и рекрутские.
Удмуртский фольклор
Область традиционной народной культуры, воспринимаемая как в широком ( калык ӧнер /народное умение-навыки, калык тодон-валан /народное знание, калык визь /народная мудрость), так и в более узком смысле ( калык кылос /народная поэзия, калык кылбурет /устно-поэтическое творчество). В народном сознании не разделяется на жанровые условности, воспринимается в первородной органической целостности с материальной культурой, в генетическом единстве с религиозными, правовыми, этическими комплексами. Народные термины-определители вобрали в себя понятия обрядового действа ( сям, нерге, йылол; кисьтон, куяськон; сюан; мадиськон ), символически образного, магически творящего слова ( мадькыл, выжыкыл, тункыл, кылбур ), музыкально-хореографического поведения ( крезь, гур; шудон-серекъян; тэтчан, эктон ).
Взгляд на художественное, поэтическое слово как одно из магических средств освоения мира и влияния на него принимает формы обрядового и реже необрядового функционирования различных жанров.
Образный строй, система символов и стилистических средств проявляются в каждом из жанров по-разному. Отбор их зависит от функциональной предназначенности жанра (магической, познавательно-дидактической, игровой, эстетической) и предмета изображения. Раскрывая в отдельности какую-либо сторону жизни, система фольклорных жанров представляет целостную картину быта, нравов, обычаев и социальных институтов общества, является способом межпоколенной трансляции знаний о мире, духовным наследием народа.
Особую группу в фольклоре составляют жанры, в которых слово имеет превалирующую назидательную функцию: приметы, поверья-назидания и табу, пословицы и поговорки, афоризмы, различные виды словесных игр. Охватывают все стороны жизни народа: основы мировоззрения, правила житейской мудрости, народную этику. В тематическом многообразии загадок, в образах их сравнений, своде рациональных примет предстаёт опыт практического освоения народом окружающего мира.
Виды заклинаний соответствуют видам магии – одной из древнейших форм религии, суть которой заключается в вере в сверхъестественную возможность воздействовать на окружающий мир с помощью определенных действий, музыки и слова.
Произнесение заговоров требовало соответствующих условий: их нашептывали на утренней или вечерней заре, в полночь, на перекрестке дорог, в поле, в бане и т.д., т.е. именно в тех местах, где влияние предполагаемых враждебных сил должно было быть особенно сильным. Заговор был обращен непосредственно к болезни, которая, предполагалось, слышит, как и все живые существа. Ей давалась возможность взять власть над человеком при условии преодоления непреодолимых преград и препятствий, осквернения сакральных явлений и предметов, выполнения невыполнимых действий: Сьӧд камез куке вамен пильыса, куасьтыса потӥд ке, сокы сиыны быгатод… (Черную воду-реку когда поперек расколешь, высушишь и перейдешь, тогда сможешь съесть-уничтожить…). Возможность победы над человеком объявлялась лишь в случае, когда изменится естественное течение обстоятельств, нарушится стабильное состояние окружающего мира: Куке уллань кошкись шур выллань луиз ке, соку… (Когда вниз текущая река вспять повернет, тогда…).
Удмуртские заговоры редко содержат развернутую трехчастную структуру, состоящую из вводной описательной (констатация факта), основной (условие-повеление) и заключительной (финальная формула-закрепка) частей: Иньмын вань иньюбо. Со иньюболэсь куке лыдзэ-чотсэ тодӥд, соку сиса-юса ветлы дас кык ыбирен, дас кык периен, дас кык кезеген! Сотэк уг сётӥськы та висисез! (В небесах есть небесные столбы. Когда небесных столбов число-счет узнаешь, тогда ешь-пей вместе с двенадцатью вампирами, двенадцатью пери [парализующими духами], двенадцатью лихорадками! Иначе не отдаю тебе этого больного!). Чаще всего заговоры состоят из двух компонентов: констатации-условия, констатации и закрепки, условия и закрепки: Волгалэн-моралэн вожаз вож кыз вань. Со вож кыз улын тӧдьы ошмес вань. Куке со ошмесэз быдтӥд, сокы та адямиез ведна! (На перекрестке Волги-моря [реки-моря] зеленая ель есть. Под этой елью белый-святой родник есть. Когда этот светлый родник уничтожишь, только тогда этого человека сможешь околдовать-испортить!); Берган кӧ пыртӥ изыкыз пыраны-потаны ку шедьтӥд, сокы ты адямиез ведна! Сотэк веднамед уз лу! (Когда сквозь мелющий кружащийся жернов туда-сюда пройти сможешь, тогда лишь одолеешь-околдуешь этого человека! Иначе ты околдовать не сможешь!).
Функция финальных формул-закрепок заключается в усилении эмоционального воздействия и закрепления значимости предыдущих формул для всех «присутствующих» – больного, врачевателя, болезни/ духа/ колдуна: Эмез-юмез та медло! (Лекарством-снадобьем пусть это [заклинание] будет!); Ву миськем, тӧл тӧласа кошкем. Со кадь ик та бордысь азӥсь чер мед кошкоз! (Вода омыла, ветер осушил. Точно так же пусть сойдёт с этого человека язва-нарыв!); Кытӥ пырид, отӥ потса кошкы та адями бордысь, тьфу! Та верам кылы-буры эм мед луоз та адямилы! (Где ты вошёл, там и выйди из этого человека, тьфу! Сказанные [мною] слова-приговоры лекарством пусть будут для этого человека!).
Самыми распространенными заговорными текстами являются формулы без описаний и закрепок, в виде условно-императивных конструкций, которые содержат всю необходимую информацию и являются по сути своеобразной микромоделью, древнейшим синтагматическим звеном, способным из себе подобных синтактико-семантических параллелей формировать бесконечное множество кумулятивных (присоединенных друг к другу) конструкций. Значимость смысла в таких текстах не меняется от порядка расположения той или иной формулы, поскольку они равнозначны по отношению друг к другу и зависят лишь от памяти исполнителя и способности к импровизации. Ни один из заговоров не повторяется, повторяются конструкции, типы формул, каждый раз создавая свой ритмический рисунок:
Жоб потос-пуш потос, кыйлэн синмаз куке потэмед луиз ке, сокы та адямилэн синмаз пот!
Сьӧд чушъяллэн гон йылаз куке жужад, сьӧд потос-пуш потто-жоб потос, сокы та адямилэн синмаз пот!
Сизьымдон но сизьым чорыглэн синмаз куке жужад, жоб потос-пуш потос, сокы жужа та адямилэн синмаз!
Сьӧд кырныжлэн бурд йылаз, чечеглэн бурд йылаз ӝужамед ке луиз тынад, жоб потос-пуш потос-сьӧд потос, сокы та адямилэн синмаз ӝужамед луоз.
Сьӧд кый вань – кыйлэн синмаз куке ӝужад; лобась кый вань – лобась кыйлэн синмаз куке ӝужад, жоб потос-пуш потос, сокы та адямилэн синмаз ӝужа!
Сокытэк инты ӧвӧл татын тӧныд!
(Грязный нарыв-внутренний нарыв, когда на глазу змеи ты сможешь появиться, тогда появись на глазу этого человека.
Когда на кончиках иголок-шерстинок черного ежа взойти сможешь, черный нарыв- внутренний нарыв-грязный нарыв, только тогда на глазу этого человека взойди!
Когда на глазах семидесяти и семи рыб взойти сможешь, грязный нарыв-внутренний нарыв, тогда пусть взойдешь на глазу этого человека, иначе тебе нет места здесь!
Когда на крыльях черного ворона, крыльях трясогузки взойти сможешь ты, грязный нарыв-внутренний нарыв-черный нарыв, тогда пусть сможешь взойти ты на глазу этого человека! …
Черная змея есть – когда на глазу этой змеи взойдешь; летающая змея есть – когда на глазу летающей змеи взойдешь, грязный нарыв-внутренний нарыв, тогда взойди на глазу этого человека!
Иначе тебе нет места здесь!)
Список мифологем дополняется образами, в составлении которых принимают участие эпитеты как качественные характеристики вещей и явлений, получая при этом дополнительную семантическую нагрузку: железный, медный, серебряный, золотой, огненный – недоступный; белый, небесный – священный/ сакральный; черный, водяной – потусторонний, опасный. Количественные параметры, например, бессчетность, реализуются через конкретные множества: звезды, муравьи, хвоинки, песчинки. Конкретные числа 7, 9, 12 и 77 абстрагированы и так же обозначают множество и невозможность сосчитать предложенное.
В целом заговорные тексты представляют собой своеобразный конгломерат, сплав «свернутых» мифов, т.е. закодированных образов-мифологем, реконструкция которых осуществляется путем выявления контекста их бытования. Синтезирование примеров ритуальной практики, фактов языкового функционирования, терминологии дают возможность «развернуть» образ-мифологему и найти подобающее ему место в религиозно-мифологической картине мира народа, где мифологическое сознание превращает мир сугубо реальных конкретностей в систему абсолютных символов.
Заклинания-молитвы/ куриськон (см. Раздел Верования).
Заклички/ вазиськон кыл – заклинательные формулы метеорологической магии, содержащие почтительное обращение к природным явлениям с просьбой ниспослать благодать или утихомирить стихийные явления. Сохранились как жанр детского фольклора. Основные адресаты коротких приговоров-стишков – солнышко-матушка, облако-батюшка, божество Куазь. К солнцу обращаются как к вселенской матери с просьбой выйти из-за туч и обогреть, у Куазя, напротив, просят дождя, перечисляя всех, кто изнемогает от жажды. В благодарность за исполнение желаний сулят хлебушек с маслицем или мёдом, солнышку обещают подарить красивое цветастое платьице.
Образы хлеба с маслом или мёдом и цветастое платье, воспринимаемые в детском фольклоре просто как лакомство и обнова, в архаической культуре было связано с ритуалом «кормления» светила как божества и представлениями о переодевании как обновлении, рождении в ином качестве.
Проклятья/ Каргаськон/Юриськон кыл – заклинательные формулы вредоносной магии. В отличие от обычных ругательств, предполагают более сильное, целенаправленное воздействие: Мед чатралод вал! (Чтоб тебе сдохнуть!); Калера басьтон! (Чтоб холера тебя взяла!); Му пыр мед виялод вал! (Чтоб тебе сквозь землю просочиться!); Инмар мед ӵашъёз вал! (Чтоб Инмар тебя молнией поразил!).