Школы на карельском языке
Как сделать самобытность современной. Школа им. Элиаса Лённрота
Республика Карелия
Петрозаводск
Школа им. Элиаса Лённрота
Постороннему человеку Карелия представляется краем северных озёр, мхов и берёз. То, что здесь живут люди с уникальной историей и культурой, вспоминают реже. Туристы приезжают сюда с палатками и рюкзаками, чтобы любоваться природой, бродить по заповеднику Кижи или Валааму. Мы же приехали, чтобы посмотреть, чему учат детей в школе имени Элиаса Лённрота — финского врача и филолога, который прославился тем, что собрал народные песни карел и составил из них знаменитый эпос «Калевала». Это произошло в 1835 году, а история, с которой мы здесь столкнулись, уходит в прошлое ещё глубже.
«Tervetuloa kouluun!» — приветствует нас плакат над входом в школу. По-фински это означает «Добро пожаловать!». А дальше, на уроках, школьники и учителя переходят с русского на финский, с финского на вепсский и карельский (у которого, оказывается, два абсолютно непохожих друг на друга диалекта!), а эпос «Калевала» упоминается в каждом третьем разговоре.
Чтобы разобраться в том, для чего дети учат эти экзотические для общеобразовательной школы языки и при чём тут «Калевала», нужно начать издалека. В 1703 году здесь появился Пётр I, который основал на месте Петрозаводска пристань и оружейный завод (в этом же году, кстати, был заложен и Санкт-Петербург). Но ещё задолго до Петра в этой местности жили карелы, вепсы и финны — народы финно-угорской группы с собственными языками и традициями.
Первый губернатор Петрозаводска Гавриил Державин писал о карелах доброжелательно-снисходительно: «Я нашёл народ сей разумным, расторопным и довольно склонным к мирному и бессорному сожительству».
Сегодня коренные народы республики составляют лишь небольшой процент населения. На карельском говорят около 15 тысяч человек, на вепсском — в несколько раз меньше. В 2009 году вепсский был включён ЮНЕСКО в список языков, находящихся на грани исчезновения.
У этих языков долгая и сложная история. Большую часть времени они существовали в устной форме, хотя на карельском сохранились и древние письменные памятники. После непродолжительной попытки возродить языки коренных народов и развить для них письменность, которую совершило советское руководство в 1930-е годы, эти языки были забыты: новые поколения карел и вепсов переходили на финский и русский.
Новая волна языкового возрождения началась в конце 1980-х. На этой волне интереса к национальной культуре и языкам в 1994 году появилась финно-угорская школа, которая позже получила имя Элиаса Лённрота. Изучение языков коренных народов стало для этой школы не просто приятным дополнением, а фундаментом общеобразовательной программы.
Зачем в эпоху твиттера и смартфонов обращаться к почти забытому прошлому и языкам, на которых сегодня говорят разве что бабушки в отдалённых деревнях? Этим вопросом здесь задаёшься постоянно.
Учителя, ученики и руководство школы на него отвечают парадоксально просто: традиции нужны, потому что нужно их сохранить. Любая культура уникальна. Знакомство с прошлым обогащает человеческий опыт и делает ребёнка личностью, которая чувствует свою принадлежность к родному краю.
Но за всеми этими красивыми словами нужно не забывать о реальности, в которой школьники должны сдавать ЕГЭ, поступить в вузы и работать по специальности. Вряд ли для этого им пригодятся знания о том, какие юбки носили в южной Карелии, как готовить калитку (национальный карельский пирожок) или о том, какие традиционные узоры можно использовать при плетении поясов.
Несмотря на это, в городе школа пользуется признанием и популярностью. Настолько, что конкурс здесь составляет почти 4 человека на место — на уровне лицеев и гимназий. В небольшом типовом здании с трудом помещаются все 913 учеников, поэтому занятия ведутся в две смены.
Люди выбирают эту школу целенаправленно и отдают сюда детей именно для того, чтобы они могли учить языки.
В первую очередь, финский язык: здесь его учат все без исключения. Помимо финского при поступлении можно выбрать один из двух диалектов карельского или вепсский. Всё это языки финно-угорской группы, поэтому они сильно похожи друг на друга — и совсем не похожи на русский. Учить карельский и вепсский всё-таки отваживаются далеко не все (сейчас примерно 150 и 50 человек соответственно). Начать учить язык можно и в старших классах, а для каждого ученика составляется своя образовательная траектория.
В первые годы основатели хотели создать небольшую школу и учить детей «как раньше» — то есть так, как это происходило ещё в дореволюционных гимназиях. Теперь же здесь больше чувствуется дух современной европейской школы финского образца. Национальные костюмы, вышивки и панно, развешанные на стенах, довольно неожиданным образом сочетаются с передовыми методами преподавания и непринужденными отношениями между ребятами и учителями.
На уроках ученики разбиваются на группы и решают задачки, в которых математика переплетается с историей и этнографией. К примеру, на одном из таких уроков пятиклассники должны были восстановить пословицу на южнокарельском, попутно решая задачи на дроби и рассчитывая время, которое нужно было потратить для перевозки соли от Белого моря до Петрозаводска в позапрошлом веке.
Школа воспитывает людей, которые любят свой край, но не замыкаются в его пределах.
Школа участвует во множестве проектов регионального значения, сотрудничает с музеями и другими организациями. Все писатели, которые создают свои книги на карельском, почти наверняка побывали здесь на встречах с учениками. Дети участвуют в программах по обмену с финскими школьниками. Из-за близости к Финляндии заграничные поездки совершают почти все — так и обеспечивается языковая среда. Педагогическую практику в школе проходят не только студенты ПетрГУ, но и финского университета Йоэнсуу.
Финский язык может пригодиться выпускникам при поступлении в зарубежные вузы и училища. Но тех, кто целенаправленно хочет «свалить», здесь не так много. Какова практическая польза от знания карельского и вепсского — более сложный вопрос. Часть выпускников, изучающих эти языки, поступают в Петрозаводский университет на финно-угорское отделение. Кроме того, правительством республики поддерживаются региональные газеты, журналы, издательства и радиопередачи на языках коренных народов, и выпускники школы могут сделать карьеру в этой сфере.
Но для большинства учеников традиционная культура и языки — это не вопрос будущей профессии. Многие говорят, что просто хотят восстановить и сохранить культуру своих предков: «На этом языке говорила моя бабушка, родители его забыли, а я хочу знать». Впрочем, в классах вепсского или карельского можно найти даже азербайджанцев, недавно переехавших в Карелию. Никакой расовой сегрегации здесь нет.
Поначалу выбор языка — это скорее решение родителей, но потом решение может стать и личным. К счастью, на карельском и вепсском говорят не только о сказках и рыбалке.
В 11 классе на уроках карельского ученики, к примеру, делают доклады о Гарри Поттере. А в городе можно найти ночные клубы, где всё, на первый взгляд, как на обычной вечеринке, только люди вокруг говорят по-карельски.
Многие учителя здесь знают несколько языков одновременно и имеют вепсские или карельские корни. Методику преподавания редких языков приходится разрабатывать самостоятельно, поэтому учителя этой школы являются составителями учебных программ и пособий. В этом им помогают ученики. Иногда они даже узнают себя или свои рисунки в новом учебнике, идеи для которого возникли во время занятий.
Музыку (как и математику) часто называют универсальным языком. Но в школе имени Элиаса Лённрота хорошо понимают, что универсальное выражается в конкретном. Поэтому здесь каждую неделю проходят уроки игры на кантеле — традиционном струнном инструменте, который сопровождал исполнение народных карельских песен. Именно такие песни позднее составили «Калевалу» — эпическое произведение о деяниях древних героев.
Рисунки по мотивам «Калевалы» можно увидеть во многих классах школы. На основе её сюжетов проводятся игры и викторины.
Руководители школы ставили перед собой экстравагантную цель — чтобы каждый ученик знал «Калевалу» и хоть раз подержал в руках кантеле. Сегодня эта цель достигнута.
«В старших классах детям неинтересно говорить про сказки, им интересно говорить по-вепсски о молодёжной моде, о субкультурах, и у нас это тоже включено в программу», — говорит нам учитель вепсского языка Надежда Петрова.
С технологиями здесь тоже всё неплохо. Школа оснащена не только кантеле и наборами для плетения на коклюшках, но и вполне современными компьютерами и проекторами, которые стоят почти в каждой аудитории. Есть здесь и свой журналистский кружок, что встретишь не в каждой школе (к слову, общаться с юными журналистами оказалось непросто: они тут же перехватывали инициативу и сами начинали задавать вопросы).
Школы на карельском языке
Жители республики не заинтересованы в изучении карельского языка.
Жители республики не заинтересованы в изучении карельского языка.
Знакомая, дочь которой учится в финно-угроской школе, рассказала историю. Вызвали их в начале учебного года на родительское собрание и объявили: «Путин приказал ввести третий урок физкультуры. Чтобы его ввести, придется сократить часы на преподавание финского языка». «С чего это финского? – возмутились родители. В финно-угорской-то школе? Лучше что-нибудь другое сократить». В итоге сократили единственный для этого класса час карельского языка. Родители успокоились. Хотя, с другой стороны, им вроде и жалко: ребенок шесть лет язык учил, а на седьмом году все физкультурному коню под хвост?
История вторая еще короче. В этом году в ПетрГУ не было подано ни одного заявления абитуриента на специальность «карельский язык». Вот и решил я поинтересоваться, что же происходит у нас в республике с языком титульной национальности. Тем более что сам карел.
Некуда податься.
По данным министерства образования РК, в прошлом году карельский язык преподавался в 29 школах республики. Его изучали 1718 учеников из более чем 60 тысяч. В процессе были задействованы 45 педагогов. Помимо школ существуют группы обучения в некоторых детских садах, где тоже нужны педагоги. Так почему же не было ни одного желающего получить высшее образование?
Оказалось, все очень просто: податься потом с карельским языком особенно некуда, даже с университетским дипломом. Ниша его профессионального применения мала: педагогика да одна национальная редакция. Вакансии в школах, несмотря на маленькую зарплату, заняты и неизвестно, когда освободятся. Вот и не связывают молодые карелы свою судьбу с родным языком. Перспектив не видят.
Один знакомый карел, постоянно упрекающий меня в незнании языка, на мой вопрос, что ж он дочку свою не отправил учиться по этой специальности, возмутился: «Вот еще! Терять столько времени на «вышку», чтобы потом ждать, когда ей пенсионерка в сельской школе место освободит? Она у меня умница, перспективнее профессию нашла». Собственно, комментарии излишни.
Что касается карельского в школах, то практически все желающие изучать родной язык имеют такую возможность. Но тут проблема в статусе – карельский язык не входит в систему ЕГЭ. Учит его школьник 11 лет, а оценка ни на что не влияет. К тому же в последние годы идет процесс закрытия малокомплектных школ, расположенных в дальних деревнях и поселках, где больше всего проживает карелов.
Семья или школа?
Ситуация с ежедневным, бытовым общением на карельском абсолютно разная в городах и районах, особенно в национальных. Если в Петрозаводске мы совместными усилиями с друзьями и знакомыми смогли вспомнить всего несколько семей, где родители говорят с детьми на карельском языке, то на селе ситуация получше. К примеру, в Ведлозере или населенных пунктах Олонецкого района. И, тем не менее, даже здесь я постоянно слышу слова о том, что карельский язык умирает.
По образному выражению одной женщины, «вывалилась ступенька». В первую очередь, между бабушками и внуками, между мамами и детьми. Ведь недаром у карелов родной язык называется «муамон киели» – «мамин язык». По целому ряду причин матери и бабушки перестали разговаривать с детьми на карельском. И это отразилось не только на младшем поколении, но и бумерангом ударило по старшему. У олонецкой журналистки Алевтины Андреевой был замечательный рассказ о бабуле, ехавшей в автобусе – «Думайчин, что опоздайчен». Там героиня громко рассказывала о своей жизни, приделывая к русским матам карельские окончания, и искренне считала, что говорит на приличном карельском. Отсюда же берут начало многочисленные анекдоты типа «Мейян совхозасса корова много майдуа дает».
Боюсь навлечь на себя гнев многочисленных жалобщиков на отсутствие господдержки, но считаю, что не в ней дело. Язык не умирает, пока на нем общаются в семье и с соседями. Никого не заставишь учить его в школе, если человек не чувствует потребности в родном языке.
И, раз уж заговорили о государственной поддержке, на мой взгляд, она существует в достаточном объеме (конечно, учитывая наши экономические и политические реалии). Можно и нужно предъявлять претензии к Госкомитету по делам национальной политики РК, но в существующих условиях он делает большую работу. Да, иногда ошибается, и не на все сферы хватает внимания. Но если суммировать основные претензии «националов», то останется: «Мало денег дают. И не всем». А этот упрек можно отнести к любому министерству или ведомству.
Думаю, карелам, болеющим за сохранение родного языка, нужно прекратить говорить о его умирании и мыслить как иждивенцы: «Государство должно!» Начинайте со своих детей, внуков, родных, соседей – говорите с ними по-карельски, развивайте востребованность языка. Будет востребованность – и государство никуда не денется, увеличит поддержку.
Только надо помнить, что она может принести как пользу, так и вред. Подобное, по мнению многих моих собеседников, произошло в карельской литературе.
«Графоманами так и остались»
Обитатели литературной среды, – а тем более, такой маленькой, как пишущие на карельском языке, – мягко говоря, обидчивы. Поэтому я не стану раскрывать имена своих собеседников, а рискну вызвать весь гнев на себя. Что же произошло в карелоязычной литературе за последние 15-20 лет?
Во-первых, надо сказать, что она все-таки есть. Появились несколько новых ярких имен. Но какого-то прорыва не произошло – их знают только специалисты и педагоги, использующие произведения в учебном процессе. Многие пишут стихи, но чаще всего это не поэзия, а нечто приближенное к частушечной традиции. По меткому выражению одного редактора, «явление есть, профессионалов нет. В союзы писателей понавступали, но графоманами так и остались». Произведения чаще всего сырые, структурно невыстроенные. Редакторам порой надо просто переписывать произведение, чтобы придать ему более-менее пристойный вид.
И тут как раз время вернуться к господдержке. В 90-е произошел всплеск национального самосознания, и тогда публиковали практически все, что было написано на карельском языке. К сожалению, это оказалось медвежьей услугой – авторы перестали работать над собой и развиваться. А зачем? Ведь сложилась ситуация, когда рано или поздно будет опубликовано все, независимо от качества и таланта. Лишь бы было написано на карельском. В итоге мы имеем пару забронзовевших местечковых мэтров и пару десятков человек, имеющих потребность писать на родном языке, но не имеющих стимулов или возможностей для профессионального роста. Мэтры издают тридцать третью книгу, переписывая самих себя, или с помощью министерств переводят свои стихи на десяток финно-угорских языков. А остальные. Дай бог им упорства, желания творить и хороших редакторов.
Может, я слишком обостряю формулировки? А может, именно это и нужно сделать, чтобы прекратить самообман авторов? Потому что для меня определению «карельская литература» больше соответствуют русскоязычные Георгий Чернобровкин, Дмитрий Новиков, Владимир Рудак и финноязычный Арви Пертту.
Коллега из журнала «Карелия» Армас Машин сказал: «За последние два десятилетия у вепсов появился Коля Абрамов. У карелов я такой яркой личности и такого прорыва не припомню». Позволю себе не согласиться – был такой прорыв. Только в музыке. И называется он Santtu Karhu.
«Национальные ансамбли – выставочные»
В 1987 году молодому карелу Александру Медведеву, ставшему позднее Сантту Карху, попалась в руки тоненькая книжка стихов карельского классика Владимира Брендоева. Его так «торкнуло», что он взял да и написал рок-н-ролл. А потом еще, еще и еще. Через два года создал группу «Talvisovat». И прогремел по всей… Финляндии. А потом и другим странам. Единственная группа в мире, исполняющая рок-музыку на карельском языке, оказалась больше востребована за границей, чем на родине. Там они дали сотни концертов, записали десяток дисков. А в Карелии, где могли бы стать лицом современной национальной культуры, «не пошли».
Сантту Карху считает, что скоро от культуры титульной нации в Карелии останется только вывеска: «Национальные ансамбли – выставочные. Даже в «Кантеле» практически нет носителей карельского языка, остальные поют выученные тексты. Хорошо хоть так. Только называть такие коллективы карельскими – все равно, что считать группу «ABBA» английской, потому что они пели на английском».
Кстати, Сантту Карху может вполне заслуженно гордиться тем, что в прошлом году карельский язык в Финляндии был признан языком национальных меньшинств и имеет мощную господдержку, направленную на сохранение и развитие. А интерес к нему среди живущих в Суоми карелов и их потомков в немалой степени пробуждал и поддерживал в течение двух десятилетий и Сантту Карху своим творчеством.
Во всем виноваты татары?
И все же, есть ли будущее у карельского языка? Многие, в том числе и руководитель общественной организации «Олонецкие карелы» Владимир Лукин, уверены, что для этого карельский должен получить в республике статус государственного. Почему этого не произошло до сих пор, ведь все предпосылки были, особенно в 90-е годы?
Такой законопроект готовился после I съезда карелов. И в 1998 году он поступил на рассмотрение в Законодательное собрание республики, но был отклонен из-за своей «сырости». И пока разработчики меняли концепцию и готовили закон о государственной поддержке карельского, финского и вепсского языков, Госдума «обломала» все надежды, приняв закон, по которому все языки, претендующие в субъектах на статус государственных, должны базироваться на кириллице.
Вообще-то, федеральный закон был направлен против Татарстана. Этот регион активно действовал по рекомендации Ельцина: берите суверенитета, сколько унесете. Но, видимо, набрал его слишком много и понес не туда, куда хотелось российской власти. Вот и получил по рукам. А заодно пострадала и Карелия. Так что со статусом карельского языка на ближайшие десятилетия все определено – вряд ли федеральная власть изменит мнение.
***
«Какое дело нам до этого? – задавали мне вопрос жители республики, не относящиеся к финно-угорским национальностям. – Вас, карелов, всего-то 9 процентов было по прошлой переписи, а сейчас и того меньше».
Да, в принципе, дела никакого вам нет. Спасение вымирающих – в руках самих вымирающих. Только уже были попытки объединить Карелию не то с Архангельском, не то с Мурманском. И может случиться так, что скоро все мы будем жить не в Карелии, а на непонятной территории с непонятным названием и статусом. Если нам до этого не будет дела.
Кто и зачем сдаёт карельский язык на ОГЭ
Кто и зачем сдаёт карельский язык на ОГЭ
В Республике Карелия в 2019 году 14 выпускников сдавали родной язык на ОГЭ. Среди них — Иван Калмыков, житель старинной карельской деревни Кинерма Пряжинского национального района. Он рассказал нам, почему выбрал этот предмет и зачем изучать родной язык.
Основной период ОГЭ 2019 года завершился 14 июня. Для получения аттестата девятиклассники сдавали математику и русский язык и предметы по выбору из девяти возможных. Школьники, которые изучали родной язык из числа языков народов Российской Федерации и родную литературу, могли сдать экзамены по этим предметам в качестве аттестационных. Иван Калмыков был одним из 14 учеников, которые выбрали карельский язык.
«С первого класса вся наша группа учит карельский язык как основной»
Деревня Кинерма небольшая, у нас около 16 домов. Круглый год здесь живёт пять человек, из которых четверо — наша семья. Летом число жителей увеличивается до 10–15 человек. Зато ежегодно мы встречаем огромное количество туристов, потому что здесь расположены памятники карельской архитектуры, среди которых дом Ершовых (которому 265 лет), деревенская часовня (ей 264 года).
По национальности я карел, но не говорю на карельском с рождения. Дело в том, что в советское время на карельском было буквально запрещено разговаривать. В школах учили только на русском, а родной стал забываться. Во многих семьях вообще перестали на нём говорить. Всё это произошло не только с карелоговорящими людьми, но и с языками многих других малочисленных народов. Слава богу, что сейчас есть те, кому небезразлична судьба родного языка, они думают о его сохранении и делают что-то ради этого.
Учусь я в соседнем селе Ведлозеро, это в 7 километрах от моей деревни. У каждого класса перед началом учебного года есть право выбрать карельский или финский язык для изучения — они родственные. С первого класса вся наша группа изучает карельский язык как основной. Помимо школы, я занимаюсь бесплатно у Нины Петровны Барминой в Доме карельского языка, который также находится в селе Ведлозеро. Дом построен по инициативе карелов и неравнодушных людей без помощи государства. В Карелии он остаётся единственным в своём роде.
«Мы с братом хотим сохранять культурное наследие наших предков»
Изучая язык, пытаясь его понять, я осознал, что это и есть моё родное, то, чего мне не хватает. Я достиг неплохих успехов для девятиклассника, поэтому принял решение сдавать его в форме ОГЭ. К счастью, для карельских школьников такая возможность есть, и это, как мне кажется, правильно.
Экзамен состоял из письменной и устной части. На письменную часть отводилось 120 минут, а на устную 15 минут. Я много раз принимал участие в олимпиадных работах и, скажу честно, экзамен был не трудней. Я полностью уверен, что его по силам сдать человеку, который с первого класса изучает карельский язык.
Ольга Петровна Костенко, директор Государственного автономного учреждения Республики Карелия «Центр оценки качества образования»
«Составлением заданий у нас занимается Центр оценки качества образования, где была создана рабочая группа, в которую вошли преподаватели вузов, носители языка, сотрудники лаборатории национально-регионального компонента Карельского института развития образования. День сдачи экзамена родного языка регламентируется региональным министерством образования.
К сожалению, в этом году стало меньше желающих сдать экзамен по родному языку. В прошлом году их было больше 20, сейчас — всего 14 человек. С учётом того, что выпускники сдавали финский, вепсский, два карельских диалекта. У нас все эти языки считаются родными, они изучаются в школах, если она выбирает образовательную программу с возможностью изучения родного языка. Родную литературу никто в этом году не выбирал».
Печально, что экзамен по карельскому языку у нас сдавал лишь я один. К сожалению, многие молодые люди не видят перспектив в изучении родного языка. А ведь каждый язык — это свой мир, своя философия. Недаром у карел есть пословица «Oma kieli, oma mieli», которую можно перевести как «Свой язык, своя мысль». Утрачивая свои духовные ценности, традиции, язык, мы забываем, кто мы такие и для чего мы живём. Каждый язык имеет право на существование, и я считаю важным изучение родного языка для всех народов. Ведь Россия — многонациональная страна.
После окончания школы я планирую продолжить изучение родного языка и поступить на кафедру прибалтийско-финской филологии. Затем мы с братом планируем вернуться в родную деревню и сохранять культурное наследие наших предков. Я доволен тем, что сдавал этот экзамен. В следующем году его будет сдавать мой брат, и я надеюсь, что он будет делать это не один.