Языки народов севера россии
Перечень официальных языков коренных народов РФ
«Официальный перечень коренных малочисленных народов Севера, Сибири и Дальнего Востока РФ»
Согласно утверждённому Правительством Российской Федерации перечню коренных малочисленных народов Севера, Сибири и Дальнего Востока Российской Федерации к таким народам относятся:
1) Алеуты
2) Алюторцы
3) Вепсы
4) Долганы
5) Ительмены
6) Камчадалы
7) Кереки
8) Кеты
9) Коряки
10) Кумандинцы
11) Манси
12) Нанайцы
13) Нганасаны
14) Негидальцы
15) Ненцы
16) Нивхи
17) Ороки (ульта)
18) Орочи
19) Саамы
20) Селькупы
21) Сойоты
22) Тазы (удэ)
23) Теленгиты
24) Телеуты
25) Тофалары (карагасы, тофа)
26) Тубалары
27) Тувинцы-тоджинцы
28) Удэгейцы
29) Ульчи
30) Ханты
31) Челканцы
32) Чуванцы
33) Чукчи
34) Чулымцы
35) Шорцы
36) Эвенки
37) Эвены
38) Энцы (эньчо)
39) Эскимосы
40) Юкагиры
«Государственные и официальные языки в субъектах РФ»
Государственным языком России на всей её территории в соответствии со статьей 68 Конституции является русский язык. Республики в составе России вправе устанавливать свои государственные языки, которые употребляются наряду с государственным языком Российской Федерации.
Несмотря на отсутствие прямого закрепления в Конституции права автономных округов и автономной области устанавливать собственные государственные языки, указанные субъекты Российской Федерации устанавливают официальный статус этих языков собственными уставами и законами.
Государственные языки в республиках Российской Федерации:
+ абазинский язык (Карачаево-Черкесия)
+ адыгейский язык (Адыгея)
+ алтайский язык (Республика Алтай)
+ башкирский язык (Башкортостан)
+ бурятский язык (Бурятия)
+ ингушский язык (Ингушетия)
+ кабардино-черкесский язык (Кабардино-Балкария (в конституции республики назван кабардинским языком), Карачаево-Черкесия (в конституции республики назван черкесским языком))
+ калмыцкий язык (Калмыкия)
+ карачаево-балкарский язык (Кабардино-Балкария (в конституции республики назван балкарским языком), Карачаево-Черкесия (в конституции республики назван карачаевским языком))
+ язык коми (Республика Коми)
+ крымско-татарский язык (Республика Крым)
+ марийский язык (Марий Эл)
+ мокшанский язык (Мордовия)
+ ногайский язык (Карачаево-Черкесия)
+ осетинский язык (Северная Осетия)
+ татарский язык (Татарстан)
+ тувинский язык (Тыва)
+ удмуртский язык (Удмуртия)
+ украинский язык (Республика Крым)
+ хакасский язык (Хакасия)
+ чеченский язык (Чечня)
+ чувашский язык (Чувашия)
+ эрзянский язык (Мордовия)
+ якутский язык (Якутия)
+ языки Дагестана. По Конституции Республики Дагестан государственными на территории республики являются русский язык и все языки народов Дагестана. К письменным языкам Дагестана относятся:
+ аварский,
+ агульский,
+ азербайджанский,
+ даргинский,
+ кумыкский,
+ лакский,
+ лезгинский,
+ ногайский,
+ рутульский,
+ табасаранский,
+ татский,
+ цахурский,
+ чеченский.
«Языки с официальным статусом»
+ бурятский язык (Агинский Бурятский округ Забайкальского края). Бурятский язык может использоваться наряду с русским согласно уставу края
+ вепсский (Карелия). Может использоваться органами местного самоуправления
+ долганский (Якутия). Признаётся местным официальным языком в местах проживания этого народа и используется наравне с государственными.
+ казахский (Республика Алтай). Используется в официальных сферах общения в местах компактного проживания его носителей.
+ карельский (Карелия). Может использоваться органами местного самоуправления.
+ коми-пермяцкий (Коми-Пермяцкий округ Пермского края). Может использоваться в официальных сферах общения.
+ мансийский (Ханты-Мансийский АО). Обеспечивается право на использование языков коренных малочисленных народов в официальном делопроизводстве.
+ ненецкий (Ненецкий АО: Признаётся официальным в местах проживания ненцев (с января 2013 года)). (Ханты-Мансийский АО. Обеспечивается право на использование языков коренных малочисленных народов в официальном делопроизводстве). (Ямало-Ненецкий АО: Может использоваться в официальном делопроизводстве в местах традиционного проживания коренных малочисленных народов Севера).
+ селькупский (Ямало-Ненецкий АО). Может использоваться в официальном делопроизводстве в местах традиционного проживания коренных малочисленных народов Севера.
+ чукотский (Якутия). Признаётся местным официальным языком в местах проживания этого народа и используется наравне с государственными.
+ финский (Карелия). Может использоваться органами местного самоуправления
+ хантыйский (Ханты-Мансийский АО. Обеспечивается право на использование языков коренных малочисленных народов в официальном делопроизводстве). (Ямало-Ненецкий АО. Может использоваться в официальном делопроизводстве в местах традиционного проживания коренных малочисленных народов Севера).
+ эвенкийский (Якутия). Признаётся местным официальным языком в местах проживания этого народа и используется наравне с государственными.
+ эвенский (Якутия). Признаётся местным официальным языком в местах проживания этого народа и используется наравне с государственными.
+ юкагирский (Якутия). Признаётся местным официальным языком в местах проживания этого народа и используется наравне с государственными.
Официальный статус языков нацменьшинств (без перечисления оных) в местах их компактного проживания установлен также законодательством республик Башкортостан, Марий Эл, Татарстан, Удмуртия, Хакасия, а также Чукотского АО.
Последний из кереков
И все-таки жив!
Как отмечают эксперты Института языкознания РАН, в некоторых случаях бывает очень сложно с точностью определить, можно ли считать тот или иной язык утерянным. Например, считалось, что последняя активная носительница бабинского саамского языка (был распространен в центральной части Кольского полуострова) умерла в 2003 году. Но в 2018 году этнографы встретили еще одного его носителя. Сейчас бабинские саамы, а их сегодня насчитывается 80 человек, возрождают свой язык. В селе Ёна Мурманской области действует «штаб-квартира», в которой потомки этого редкого этноса собираются вместе, проводят мероприятия по возрождению языка и культуры своего народа.
Как отмечает ректор Российского государственного социального университета Наталья Починок, судьба древних языков коренных этносов находится под угрозой во всем мире. И Россия тут, увы, не исключение. Так, по данным ООН, в мире насчитывается более шести тысяч языков аборигенов. Но на них разговаривают лишь 4 процента людей. По статистике, каждые две недели умирает какой-либо из языков.
Почему они исчезают?
Что происходит с языками аборигенов? Как говорят лингвисты, причин очень много, они связаны и с историческими, и с экономическими событиями в жизни народов, но главная состоит в том, что языком перестают пользоваться в семье и перестают передавать его своим детям.
При этом, что интересно, бывают и противоположные примеры.
Четыре языка на одну семью
Получается, что представители коренных народов все немножечко полиглоты.
Cохранить язык
— Поэтому так важно дать людям возможность изучать родные языки и культуру.
Прошлый год был объявлен в стране годом языков коренных народов. И даже за этот небольшой период было очень много сделано. Совместными усилиями лингвистов, ученых подготовлено около семидесяти учебников на родных языках народов Севера. Я считаю, что свой учебник родного языка должен быть у каждого народа, даже если потомков осталось всего четыре человека.
Напиши стихотворение
Министерство просвещения России проводит Всероссийскую акцию «Родные языки России». Она приурочена к Международному дню родного языка, который отмечается 21 февраля.
Принять участие в акции сможет любой школьник. Для этого надо записать на видео стихотворение на родном языке про родителей, свой город или село, историческое событие и опубликовать ролик в социальных сетях с хештегом #РодныеЯзыкиРоссии.
Языки народов севера россии
ЯЗЫКИ НАРОДОВ СЕВЕРА
Современная языковая и культурная ситуация, таким образом, описываетс в эсхатологических терминах, как период уникальный и последний, знаменующий собой окончание последовательного развития человеческого языка. Отчетливо слышны знакомые мотивы «конца истории»: человечество, мол, практически достигло вершины своего развития, история закончилась или скоро закончится, и наступит монотонное бессобытийное существование, в котором время не будет играть никакой роли.
Статья посвящена анализу языковых процессов на Крайнем Севере и Дальнем Востоке России. Она базируется как на опубликованных данных, так и на тех исследованиях, которые я проводил в разных регионах Севера на протяжении почти 20 лет.
ЯЗЫКОВАЯ СИТУАЦИЯ НА СЕВЕРЕ
Существенно, что на протяжении 1990-х годов эти процессы были замечены и осознаны, причем не только учеными, но и представителями самих народов Севера. Мотив утраты родного языка, равнозначной гибели народа, повторялс практически в каждом их публичном выступлении. Приведу несколько примеров.
Эвенка З.И. Бабцева: «Мы, потомки некогда сильного и жизнерадостного северного народа, теряем свой язык, а вместе с ним, как известно, умирает нация. Мы не бережем родной язык, как не всегда умеем беречь родную природу. А ведь за них мы в ответе перед будущим, перед детьми и внуками. Так неужели осмелимся их обделить и обездолить?» [6, с. 42].
В своей книге [10] я попытался суммировать данные о ситуации с языками народов Севера в XX столетии, представив ее в динамике: от одноязычного состояния в начале века, через зарождавшееся в 1930-1940-е годы двуязычие, развитие которого было резко оборвано в середине 1950-х годов, и далее к практически одноязычному состоянию, но уже с новым языком. В динамике процесс предстает как массовый переход народов с национальных языков на русский, минуя в большинстве случаев стадию двуязычия, то есть как классический языковой сдвиг.
Однако, думаю, реальная ситуация не столь однозначна. Процессы языкового сдвига пока еще недостаточно изучены, и на основе имеющихся теорий нельз прогнозировать будущее развитие языковых ситуаций. Языковой сдвиг регулируетс не только экономическими и политическими, но и социально-психологическими факторами: направление развития малых языков в значительной степени зависит от отношения к ним их носителей, от осознания ими последствий утраты языка. А это отношение в последние полтора десятилетия претерпело заметное изменение.
О последствиях утраты малых языков, способах противодействия этому, желательности введения двуязычного образования много пишут в Якутии, подчеркивая, что в советский период возник перекос в сторону русского языка и что сейчас необходимо проводить политику «двустороннего двуязычия»: изучать в школе родные языки малочисленных народов, населяющих Якутию (юкагирский, эвенский, эвенкийский, чукотский), затем язык республики (якутский), и затем русский [12]. Обследование 1990 г. показало, что большинство жителей некоренной национальности (то есть не якуты) считают желательным знание языков местного населения [13].
В работах, опубликованных в начале 1990-х годов в серии «Исследовани по прикладной и неотложной этнологии» (издание Института этнологии и антропологии РАН), отмечается рост этнической самоидентификации, все более глубокое осознание народами Севера важности родной культуры и языков, их возрождения. Так, хотя большая часть коренных национальностей Кемеровской области утратила родные языки, в последнее время наблюдается тенденция к их ревитализации [14]. Отмечается рост престижности эвенской самоидентификации среди сильно ассимилированной группы эвенов Якутии: многие эвены сменили записанную в паспорте национальность с «якут» на «эвен», практически всех детей, даже рождающихся в смешанных семьях, теперь записывают эвенами [15]. Аналогичные процессы отмечаются на Чукотке [16]. Фиксируется тенденция к этнокультурной и языковой стабилизации у томских селькупов [17], рост в последние 10-25 лет национального самосознания удэгейцев Хабаровского края и связанный с этим культурный ренессанс [18].
ПРИЧИНЫ ЯЗЫКОВОГО СДВИГА
Близкие идеи высказывает британская исследовательница Нэнси Дориан: «Один из наиболее очевидных фактов, относящихся к взлетам и падениям языков, состоит в том, что они связаны со взлетами и падениями политическими. Там, где возникает империя, почти всегда официальный язык этой империи распространяется за счет языков более слабых групп, которые оказываются поглощенными или даже просто политически зависимыми от имперских властей» [20].
Сказанное вполне справедливо, но этим объясняется только распространение некоторых языков на больших территориях, где прежде на них не говорили. Однако остается непонятным собственно феномен языкового сдвига: почему люди, населявшие ту или иную территорию к моменту ее завоевания, выучив новый для них доминирующий язык в дополнение к прежнему, не задерживаются на стадии двуязычия, а перестают говорить на родном языке и полностью переходят на язык империи?
Пытаясь ответить на вопрос о причинах языкового сдвига, исследователи часто ограничиваются биологической аналогией или биологическими метафорами. С биологической точки зрения, в опасности находятся те виды растений и животных, которые по каким-то причинам потеряли способность к самовоспроизводству. Применяя этот принцип к языкам [21], говорят о языках-хищниках и языках-жертвах, борьбе за выживание и естественном отборе, экологическом равновесии и его нарушении.
Все эти ситуации документированы для разных районов мира. Но простое перечисление факторов не приближает нас к пониманию конкретных причин и механизмов языкового сдвига, связей между факторами и тем более не дает даже слабой надежды на то, что социолингвисты научатся когда-нибудь предсказывать языковой сдвиг.
Несколько упрощая реальную ситуацию, можно сказать, что в России политика правительства в отношении языков народов Севера прошла через три этапа: период активной поддержки и развития этих языков (начало 1920-х-середина 1930-х годов), ассимиляторский период (середина 1950-х-середина 1980-х годов), возврат к политике поддержки (с конца 1980-х годов) [26].
Общий принцип, сформулированный В.Г. Богоразом и его сторонниками, состоял в следующем: целью освоения Севера должно стать сохранение уникальных особенностей местного населения и подъем его благосостояния; туземные люди сами по себе составляют лучшую часть богатства далеких северных пустынь. «С большой чуткостью и осторожностью должны мы подходить к устоям туземной жизни, сломать эти устои нетрудно, но это только приведет туземцев к гибели» [29].
В противовес данной точке зрения «радикалы» утверждали, что никаких социальных и культурных отличий малочисленных народностей Севера от остального населения не существует, за исключением их крайней отсталости, и что, следовательно, их путь к «прогрессу» не должен ни в чем отличаться от пути, по которому идет вся страна. Основную цель движения на Север «радикалы» видели в освоении огромных природных, прежде всего минеральных, богатств. Местное население рассматривалось как средство, без которого освоение невозможно. Необходимость снабжения населения Севера продовольствием мотивировалась тем, что в противном случае население вымрет и не сможет оказывать русским помощь в колонизации края; самостоятельная ценность коренных жителей в расчет не принималась.
Эта тенденция становится заметной в основном печатном органе Комитета Севера, журнале «Северная Азия», уже к 1925 г. Так, горный инженер А. Крылов начинает свою статью о развитии горного дела на Севере с рассуждений о значении коренных народов края в его завоевании, демонстрируя сугубо утилитарный подход: значение народностей Севера для развития горного дела огромно, «без ездовых собак, без опытного проводника-туземца должно остановитьс наше исследование Севера и открытие в нем новых горных богатств» [30].
Мысль о едином общечеловеческом языке в то время была очень популярна. Некоторые пишут об этом с воодушевлением, эмоционально, как о желанном и близком, другие высказываются более осторожно, отодвигая момент появлени единого языка в далекое будущее. Идея унификации повторяется в разных контекстах, чем ближе к 1930-м годам, тем чаще: «Проблема рационализации речи, унификации диалектов и терминологии должна занимать если не такое же место, как вопросы стандартизации в промышленности. то, во всяком случае, эта проблема заслуживает самого пристального внимания общественности. унификация диалектов, терминологии интернационализирует нашу речь. Мы закладываем этим первые кирпичи в фундамент будущего международного языка, языка мирового социалистического сообщества» [32].
Тем временем охранительная политика буксовала, введение преподавани на родных языках происходило гораздо медленнее, чем планировалось. Из документов начала 1930-х годов видно, что национальные кадры, национальные педтехникумы и рабфаки работали плохо (см., например, постановление Президиума комитета по национальностям Наркомпроса РСФСР от 3 декабря 1932 г. «О подготовке национальных педагогических кадров в 1932 году») [33]. Власти постепенно осознавали, что выбранный политический курс ведет в тупик: перевести обучение всех национальностей на родные языки не удается.
В 1937 г. появляются приказы о строгих выговорах и снятии с работы тех, кто не сумел наладить должным образом преподавание русского языка в нерусских школах или недостаточно контролирует своих подчиненных в этом отношении. Завершением этого поворота, видимо, можно считать постановление ЦК ВКП(б) и Совнаркома от 13 марта 1938 г. «Об обязательном изучении русского языка в школах национальных республик и областей».
Одним из косвенных следствий изменения языковой политики стала замена латинизированного алфавита для нерусских народностей (в частности, дл народов Севера) на кириллицу; я не стану останавливаться на этом интереснейшем сюжете, поскольку он подробно описан в известной книге В.М. Алпатова [26, с. 81-94].
СЛОЖНОСТИ НА ПУТИ АНАЛИЗА РЕАЛЬНОЙ СИТУАЦИИ
Лингвист, стремящийся оценить ситуацию с тем или иным языком, имеет в своем распоряжении сведения следующих типов: (1) собственные полевые данные; (2) опубликованные данные других ученых и местных активистов; (3) результаты переписей, специальных обследований и прочую статистическую информацию.
Нужно сказать, что исследования языкового сдвига, базирующиеся на результатах переписей, сталкиваются с серьезными трудностями, прежде всего из-за неясности исходных понятий, таких как «народы Севера», «языки народов Севера», «родной язык» и т.п. Дело в том, что названия языков, как правило, образованы от соответствующего этнонима (чукотский, нганасанский, эвенкийский языки и т.п.), в то время как одним этнонимом часто обозначают несколько более или менее близких родственных групп, представители которых изначально могли и не осознавать ни себя как единую группу, ни свои языки как сходные.
Возможность неверной интерпретации фактов заключена уже в самом использовании понятия «родной язык», которое не является точным социолингвистическим термином и не имеет ясного эмпирического референта. Большинство советских ученых рассматривали это словосочетание как эквивалент основного разговорного языка; между тем многие отвечавшие на вопросы переписи явно интерпретируют «родной язык» иначе: возможно, как язык, использовавшийся в семье, когда они были детьми, или как язык, на котором говорила мать, или как титульный язык, то есть язык, название которого созвучно названию их национальности. Исследования показывают, что люди могут иногда признавать в качестве родного язык, который они обычно не используют, или не используют в семье, или знают хуже других, или даже вообще не знают [37, 38].
Приведу высказывание В.И. Беликова: «Пожалуй, наиболее неприятным термином отечественной социолингвистики является родной язык; так называют и первый усвоенный в детстве язык, независимо от того, насколько владение им сохранилось с возрастом, и основное средство общения, и язык, омонимичный названию этноса, который может обладать символической ценностью даже дл тех, кто им совершенно не владеет. В результате в серии опросов. среди татар Татарстана 96.63% считают родным языком татарский (в том числе наряду с русским и чувашским и русским), но умеют говорить по-татарски только 94.59%, а в Киргизии не умеют говорить на родном языке 48.4% респондентов» [39].
Однако усредненные подсчеты мало что дают для понимания реальной ситуации. Процесс языкового сдвига никогда не происходит равномерно, за исключением разве что очень небольших, очень однородных по составу и компактно проживающих групп. Речь должна идти о языковых общностях, а не о народах: в масштабе целого, пусть даже малочисленного, народа говорить о полной и равномерной утрате языка не приходится. Всегда существуют географические, социальные, индивидуальные отличия между отдельными группами того или иного народа, степень сохранности языка неодинакова в разных районах, поселках, семьях. Вот несколько примеров.
Можно ли говорить об исчезновении эвенского языка в ситуации, когда утрачен один из его диалектов (арманский), но при этом язык полностью сохранилс у березовских эвенов? Можно ли говорить о сдвиге в селькупском языке и переходе селькупов на русский, если язык утратили лишь те, кто переехал в города, в сельской же местности, в поселках, где живут селькупы, он сохраняется?
Утратила ли семья чукотский язык, если старшая сестра и оба младших брата в силу особенностей их биографий перестали им пользоваться, а средн сестра, с детства говорившая по-чукотски, свободно говорит на нем? Потерял ли некий человек родной язык, если, по его признанию, в детстве он совсем не говорил по-эскимосски, но все равно любил слушать бабушкины рассказы, хотя и не понимал, что та говорит, а сейчас, прожив пятнадцать лет в эскимосском поселке, стал понимать, как он сам оценивает, примерно две трети того, что говорят старики?
Моя эскимосская информантка (1943 г. рождения) рассказывала мне о своей внучке, которая до трех лет, живя с бабушкой, предпочитала говорить по-эскимосски. Сейчас девочка говорит в основном по-русски, хотя понимает кое-что и по-эскимосски. Внук информантки до пяти лет также жил с бабушкой и не знал по-русски ни слова. Сейчас он уже научился русскому, но эскимосский «теперь уже не забудет».
В сочетании с кардинальным изменением отношения к титульным языкам в последние 20 лет, ослаблением психологического пресса «непрестижности», осознанием ценности и важности «своей» культуры и «своего» языка такие индивидуальные, семейные, территориальные «очаги сопротивления» могут привести к появлению у языка скрытого ресурса, значимость которого не следует недооценивать.
Подчеркну еще раз: возрождение национальных языков происходит тогда, когда возникает мотивация их использования, возрастает их престиж и, соответственно, укрепляется приверженность к ним. Мотивация бывает разной: идеологической, социально-психологической, даже экономической. Человек может захотеть говорить на родном языке для того, чтобы подчеркнуть свою этническую идентичность, чтобы выделить себя среди соседних народов, просто в знак протеста. Именно этот процесс начался в 1990-е годы и происходит сейчас повсеместно на Севере, и не только на Севере. Так, по наблюдениям К.В. Викторовой, изучавшей греческие диалекты Приазовья, в этом районе владение родным языком есть признак «взрослости»: дети и подростки говорят преимущественно по-русски, однако с переходом в следующую возрастную категорию они начинают говорить по-гречески, поскольку знание греческого языка в данной культурно-языковой общности является своеобразным признаком совершеннолетия, необходимым условием признания человека взрослым [40].
Аналогии указанным процессам обнаруживаются в арктических регионах. Например, на канадском Севере, где в настоящее время, в отличие от прошлого, язык инуктитут имеет высокий престиж как среди инуитов, так и среди не-инуитов. Канадский исследователь Луи-Жак Дорэ отмечает, что объяснение этого феномена лежит в различии между реальной речевой деятельностью инуитов и сложившимс образом языка. Английский воспринимается во многих случаях как полезный и привлекательный язык, потому что он дает ключ к профессиональному и социальному успеху за пределами местной общины. Поэтому его охотно учат и используют, особенно молодежь. С другой стороны, язык инуктитут сохраняет высокий престиж как элемент идеологии, как символ инуитского самосознания. Пусть даже в реальной речевой практике люди чаще используют английский или постоянно перескакивают с одного языка на другой, инуктитут считается базовой ценностью, которую необходимо сохранять и поддерживать через систему образования, средства информации и официальное признание [41].
Конечно, процесс возрождения национальных языков идет параллельно с процессом перехода некоторых индивидов, семей, языковых общностей на другие языки, параллельно с процессом повсеместно фиксируемого языкового сдвига. Тем не менее я не буду удивлен, если число носителей языков народов Севера со временем, вопреки всем прогнозам, начнет увеличиваться.
С этим тезисом я полностью согласен.
1. Dixon R.M.W. The rise and fall of languages. Cambridge: CUP, 1997.
2. Taylor A.R. Introduction // Special issue of IJSL. Language Obsolescence, Shift, and Death in Several Native American Communities. 1992. V. 93.
3. Потебня А.А. Язык и народность // Эстетика и поэтика. М.: Наука, 1976. С. 229.
4. Кибрик А.Е. О факторах, отрицательно влияющих на жизнеспособность языков малочисленных народов // Русский язык и языки народов Крайнего Севера: Проблемы описания контактных явлений. Тез. докл. Л., 1991.
5. Статус малочисленных народов России: Правовые акты и документы. М.: Юридическая литература, 1994.
6. Северо-Восток России: проблемы экономики и народонаселения. Коренные малочисленные народы и этнические группы Северо-Востока. Магадан: Администраци Магаданской области, 1999.
7. Vakhtin N. Indigenous People of the Russian Far North: Land Rights and the Environment // Polar Geography. 1998. V. 22. № 3.
8. Курилов Г.Н. О системе непрерывного обучения юкагирскому языку // Малочисленные народы севера Якутии: состояние, проблемы. Якутск: ИПМНС, 1993. С. 67-69.
9. Кривошапков А.В. Развивая родные языки, мы не исчезнем в третьем тысячелетии // Образование как фактор развития языков и культур этнических меньшинств. СПб.: РГПУ, 1998.
10. Вахтин Н.Б. Языки народов Севера в XX веке: Очерки языкового сдвига. СПб.: Дмитрий Буланин, 2001.
11. Соколова З.П. Народы Севера России в условиях экономической реформы и демократических преобразований // Народы Севера и Сибири в условиях экономических реформ и демократических преобразований. М.: ИАЭ, 1994.
12. Слепцов П.А. Традиционное русско-якутское двуязычие: условия, причины, следствия // Актуальные проблемы языка и литературы на рубеже веков. Якутск: СО РАН, 1999.
13. Аргунова Т.В. Языковое взаимодействие в формировании современной этнокультурной ситуации /’/ Культурное взаимодействие народов Республики Саха (Якутия): история и современность. Якутск: АН РС(Я), 1995.
14. Батьянова Е.П. К этнополитической ситуации в Кемеровской области // Исследования по прикладной и неотложной этнологии. № 39. М., 1993.
15. Кузнецова А.И., Миссонова Л.И. Этносоциальное положение эвенов в Эвено-Батантайском национальном районе Якутии // Исследования по прикладной и неотложной этнологии. № 35. М., 1993.
16. Гурвич И.С., Батьянова Е.П. Современное развитие межнациональных отношений в Чукотском автономном округе // Исследования по прикладной и неотложной этнологии. № 16. М., 1991.
17. Васильев В. И., Малиновская С.М. Концепция национально-политического, экономического и культурного развития малочисленных народов Севера Томской области // Исследования по прикладной и неотложной этнологии. № 54. М., 1993.
18. Шнирельман В.А. Бикинские удэгейцы: политика и экология // Исследовани по прикладной и неотложной этнологии. № 43. М., 1993.
19. Crystal D. English as a global language. Cambridge: CUP, 1997.
20. Dorian N. Language loss and maintenance in language contact situations // The loss of language skills. L.: Rowley; Newbury House, 1982. P. 45.
21. Krauss М. The world languages in crisis // Paper presented to symposium «Endangered languages and their preservation». Meeting of the Linguistic society of America. Chicago. 1991. January.
22. Hoenigswald H. Language obsolescence and language history: Matters of linearity, levelling, loss, and the like // Investigating obsolescence: Studies in language contraction and death. Cambridge: CUP, 1989. P. 347.
23. Campbell L. Endangered languages and language revitalisation. Typescript handout for its presentation at the conference on Typology and History of Endangered Languages of the Far North. Univ. of Tokyo (Japan). April 1996.
24. Grosjean F. Life with two languages: An introduction to bilingualism. Cambridge (Mass.), L.: Harvard Univ. Press, 1982. P. 107.
25. Tosco М. «People who are not the language they speak»: On language shift without language decay in East Africa // Endangered languages in Africa. Koln: Ruediger Koeppe Verlag, 1998. P. 135.
26. Алпатов B.M. 150 языков и политика. М., 1997.
27. Вахтин Н.Б. Коренное население Крайнего Севера Российский Федерации. СПб.: Европейский Дом, 1993. С. 19-40.
28. Советский Север. 1934. № 2. С. 9.
29. Советский Север. 1929. № 3. Приложение.
30. Крылов А. Проблема развития горного дела на советском Севере // Северная Азия. 1925. Кн. 5-6. С. 20.
31. Северная Азия. 1925. № 1-2. С. 113, 8.
32. Революция и язык. 1931. №1. С. 3-5.
33. Бюллетень Народного комиссариата по просвещению РСФСР. 1932. № 70.
34. Просвещение удмуртов. 1927. Вып. 2. С. 11, 12.
35. Сборник приказов и распоряжений по Наркомпросу РСФСР. 1935.
36. Wilson R. Bringing them home. Australian Governmental report. Canberra, 1997.
37. Karklins R. A note on «nationality» and «native tongue» as census categories in 1979 // Soviet studies. 1980. V. 32. № 3.
38. Silver B.D. The Ethnic and Language Dimension in Russian and Soviet Censuses // Research Guide to the Russian and Soviet Censuses, lthaca & L.: Comell Univ. Press, 1986. P. 135.
39. Беликов В.И. Методические неудачи в социолингвистических опросах // Типология и теория языка: от описания к объяснению: К 60-летию Александра Евгеньевича Кибрика. М.: Языки русской культуры, 1999. С. 566.
40. Викторова К.В. Полевые материалы экспедиции 2003 года. Архив факультета этнологии Европейского университета, Санкт-Петербург. Рукопись.
42. Fishman J. Reversing language shift: Theory and practice of assistance to threatened languages. Clevedon: Multilingual Matters, 1991. P. 31.